Богданович М.И.

История Отечественной войны 1812 года: Том I.
Издательство: Тип. Торгового дома С.Струговщика, Г.Похитонова, Н.Водова и Ко, СПб., 1859.

Богданович Модест Иванович (1805—1882) - русский генерал-лейтенант, известный военный писатель и историк.

/ с. 259-270 /

5-го (17-го) августа, в 4 часа утра, 8-й пехотный и 4-й кавалерийский корпуса, 2-й армии, выступили по московской дороге и, оставя арриергард против деревни Шеина-острога, в 4-х верстах от Смоленска, отошли еще 4 версты далее, за речку Колодню; 7-й корпус, которому на смену должны были придти войска от 1-й армии, получил приказание присоединиться к прочим корпусам князя Багратиона. Для обороны Смоленска, кроме 6-го корпуса, были назначены: 27-я дивизия Неверовского; 3-я дивизия Коновницына (3-го корпуса) и 6-й егерский полк 12-й дивизии Колюбакина, оставленный Раевским в Смоленске.

Во время наступления русских армий к Рудне, генерал Дохтуров заболел горячкою, и хотя болезнь его успели перервать, однако он чувствовал себя весьма слабым. В таком положении находился он, когда решено было оборонять Смоленск. Надлежало избрать главного защитника и выбор пал на Дохтурова. Барклай де-Толли послал спросить у него, позволит ли ему здоровье его взять на себя оборону Смоленска? Дохтуров радостно изъявил готовность. "Братцы, - сказал он своим приближенным, - если умереть мне, так лучше умереть "на поле чести, нежели безславно на кровати!". Хладнокровный, безстрашный воин с честью выдержал испытание - сражаться целый день в челе 20-ти тысяч Русских против 140 тысяч войск Наполеона, из которых, по свидетельству самих Французов, было введено в бой не менее 45-ти тысяч человек.

Генерал Дохтуров, находясь с своим корпусом, ввечеру 4-го (16) августа, у селения Дивас, близ Ракитни, получил уже поздно приказание - идти к Смоленску и до разсвета сменить корпус Раевского. Все тяжести велено было оставить на правом берегу Днепра. Посты, занимаемые войсками 7-го корпуса, были переданы генералом Паскевичем и офицерами свиты Его Величества, по квартирмейстерской части (генерального штаба) обер-квартирмейстеру 6-го корпуса Липранди, с объяснением выгод и неудобств каждого пункта. Затем, еще до разсвета, войска, назначенные для обороны Смоленска, расположились на указанных местах, а 7-й корпус выступил из города постепенно, по мере смены частей его войсками Дохтурова, которые были размещены следующим образом: 24-я дивизия Лихачева, на правом крыле, занимала Красненское предместье и Королевский бастион; 7-я дивизия Капцевича, в центре, назначена для обороны Мстиславльского и Рославльского предместий; 27-я дивизия Неверовского и 6-й егерский полк стали на левом крыле в предместьях Никольском и Раченке; впереди левого фланга их, близь Днепра, расположились Иркутский, Сибирский и Оренбургский драгунские полки с небольшим числом казаков, под начальством генерал-маиора Скалона; 3-я дивизия Коновницына поставлена в резерве, близь Малаховских ворот. Часть артиллерии, находившейся при войсках, была размещена: в Королевском бастионе, на террассе Малаховских ворот, в башнях ограды и в предместье Мстиславльском. Для сообщения с правым берегом Днепра, устроены были, кроме постоянного моста, еще два понтонных. Сильные батареи, по приказанию Барклай де-Толли, были, поставлены на правом берегу Днепра, выше и ниже Смоленска, для обстреливания неприятельских войск с фланга, в случае наступления их против западной или восточной стороны города.

Вечером 4-го (16) августа, после боя выдержанного Раевским, неприятельския войска были расположены следующим образом: на левом крыле, против Красненского предместья, три дивизии Нея; в центре, против Мстиславльского и Никольского предместий, пять дивизий Даву; на правом крыле, против Раченки, две дивизии Понятовского, и еще правее, близь Днепра, три кавалерийские корпуса Мюрата. В резерве центра стояла гвардия. Число этих войск простиралось до 140 тысяч человек. Корпус вице-короля находился тогда еще между Красным и Корытнею, а корпус Жюно, назначенный для поддержания, Понятовского, сбился с дороги и прибыл к Смоленску уже вечером: в обоих этих корпусах было 40 тысяч человек.

С разсветом 5-го (17) августа началась перестрелка в предместьях; по мере сгущения французской передовой цепи, усиливалась и наша; огонь постепенно сделался живее. В восемь часов утра, Дохтуров сделал довольно сильную вылазку из города в предместия и вытеснил оттуда, почти без сопротивления, неприятеля в поле. Наполеон ограничивался перестрелкою, надеясь выманить русскую армию на левую сторону Днепра. В десять часов Барклай де-Толли, приехав в Смоленск, пробыл около часа на террасе Малаховских ворот, где находился и Дохтуров; оттуда можно было обозревать окрестную местность на довольно большое пространство. Полки 24-й дивизии Лихачева, стоявшие вправо от этого пункта, сформированные из сибиряков, в первый раз дравшихся с Французами, безпрестанно кидались вперед, несмотря на многократные приказания - не выходить из черты предместий. Лишь-только приближались неприятельские стрелки, наши выбегали на встречу; раздавалось "ура!" и все усилия начальников умерить рвение солдат были напрасны.

До трех часов по полудни бой ограничивался перестрелкою и канонадою. Изредка с нашей стороны, заметив кое-где скопление неприятелей, пускали в них ядра и гранаты с городских стен; со стороны же Французов вовсе не стреляли по городу, и потому в нем господствовало совершенное спокойствие. Наполеон все еще надеялся, что Русские, владея Смоленском и сохраняя возможность переправляться через Днепр под защитою крепких стен, перейдут через реку и дадут генеральное сражение для спасения города. Действительно, на левом крыле нашей позиции была плоская возвышенность (плато), прикрытая оврагом и весьма удобная для построения на ней войск в боевой порядок. Наполеон предполагал развернуть там кавалерию, но оставлял ее в бездействии с умыслом, чтобы выманить русскую армию на это пространство. Ожидания его не сбылись. Барклай де-Толли не вступил в решительное сражение для спасения Смоленска, а отдал его в жертву дорогою ценою.

Около полудня, Наполеон, получив донесение с правого фланга своей позиции о движении значительных сил русской армии по московской дороге отправился к селению Шеину-Острогу и убедился лично в отступлении князя Багратиона. Таким-образом удостоверясь, что мы не имели намерения дать генеральное сражение, он предполагал переправиться через Днепр выше Смоленска и обойти нас с левого фланга. Но для этого требовалось перейти реку со всею армиею в брод, потому что если бы Французы стали где-либо наводить мосты, то Русские встретили бы их значительными силами у места избранного для переправы, либо, пройдя через Смоленск направились бы во фланг и тыл французской армии: во всяком случае, устройство мостов требовало столько времени, что мы имели возможность уклониться от сражения и отступить по московской дороге. Наполеон, сообразив все эти обстоятельства, послал несколько разъездов для отыскания бродов, но французам не удалось найти их. Оставалось - овладеть Смоленском.

Между тем, как впереди форштатов продолжалась перестрелка, Дохтуров, отобедав на террасе, тут же лег отдохнуть под навесом из какой-то двери, отысканной артиллеристами, стоявшими на этом посту с 4-мя орудиями. Весь корпусный штаб, кругом своего командира, проводил время в веселой беседе, не помышляя о близкой опасности. В числе находившихся там офицеров был только-что поступивший в наш генеральный штаб, прусской службы капитан, барон Люце, который, от времени до времени, посматривая в зрительную трубу, внезапно заметил необыкновенное движение в кустарниках за форштатом. В это самое время, около трех часов по полудни, возвратился к Малаховским воротам из передовой цепи правого крыла полковник Монахтин. "Кажется французы зашевелились" - сказал он. Едва успел он произнесть эти слова, как у неприятеля, против нашего правого фланга, взвилась ракета и появились на горизонте густые тучи французских войск. Чрез несколько минут, взлетела другая ракета, потом третья, и, вместе с тем, около двух сот ядер и гранат из батарейных орудий посьшались в город; несколько из них попали в террасу. Эта канонада была предвестием наступления французов.

Дело началось атакою кавалерийской дивизии Брюйера на наших драгун, которые, будучи опрокинуты, отступили в безпорядке чрез Малаховские ворота в город. Здесь погиб генерал Скалон. Вслед затем, Понятовский выдвинул в первую линию свою пехоту против Никольского предместья и Раченки, правым флангом к Днепру, и расположил у самого берега реки батарею в 60 орудий, для обстреливания устроенных русскими мостов и для противодействия русской батарее подполковника Нилуса, действовавшей с правой стороны Днепра. От множества гранат пущенных неприятелями в предместья Раченку и Никольское, они загорелись в нескольких местах. Войска Понятовского, пользуясь тем, ворвались в пылающие предместья; здесь в рукопашной схватке заколот польский генерал Грабовский. Поляки, достигнув подошвы городских стен, покушались на штурм, но не имея лестниц, были отбиты с огромным уроном. Дивизионный генерал Зайончек, шедший в голове своих колонн, был ранен.

В продолжение этих действий, Ней овладел Красненским предместьем и выстроил дивизию Маршана против Королевского бастиона, но не атаковал это укрепление, считая его сильнейшим, нежели оно было в действительности.

Между-тем Наполеон готовился повести главную атаку войсками Даву, в центре нашей позиции, на Малаховские ворота. Дивизии Морана, Гюденя и Фриана, неподверженные фланговому огню наших батарей, на правом берегу Днепра устроенных, после упорного боя едва не овладели Мстиславльским и Рославльским предместьями, откуда Капцевич и Коновницын отступили в город. Здесь был убит в цепи стрелков генерал-маиор Балла. Оборона городской стены представляла неприятелю почти неодолимую преграду; но мы не могли действовать с надлежащею силою, потому что стены вовсе не были приспособлены ни к расположению за ними орудий, ни к занятию их пехотою.

Настойчивость неприятельских атак заставила Дохтурова послать к Барклаю де-Толли, находившемуся на правой стороне реки, с просьбою о помощи. Барклай отвечал присланному к нему обер-квартирмейстеру 6-го корпуса: "Передайте Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии" и послал в подкрепление Дохтурову 4-ю дивизию принца Евгения Вюртембергского и лейб-гвардии Егерский полк. Но между тем неприятель сделал новые усилия для овладения городом: Наполеон приказал генералу Сорбье подвести к стенам Смоленска 36 батарейных орудий гвардейской резервной артиллерии; вообще же против городской ограды выставлено было более полутораста орудий. Огонь их, направленный против крепких смоленских стен, не произвел никакого действия. Если бы неприятель сосредоточил свои выстрелы против башен, несравненно менее прочных, то успел бы пробить бреши. Несравненно больший вред наносили нам снаряды, попадавшие в верх стены, либо перелетавшие чрез нее в город: первые разбивали зубцы и поражали осколками камней войска, находившиеся за оградою; а другие производили в городе пожары, попадали в наши колонны, стоявшие в улицах и на площадях, и убивали жителей. В пять часов по полудни, Наполеон приказал маршалу Даву штурмовать город. Французы отважно пошли на приступ и едва не овладели Малаховскими воротами; но в это самое время подоспел в помощь к Дохтурову принц Евгений Вюртембергский.

Находясь при Барклае де-Толли, на правом берегу Днепра, в продолжение отчаянной обороны смоленских предместий, принц Евгений склонил главнокомандующего отрядить в город 4-ю дивизию и вызвался тотчас поехать туда, чтобы убедиться лично в положении дела. Едва успел он миновать мост, как попал, в густую толпу раненых, уходивших чрез город с места побоища; тысячи страдальцев с разрубленными лицами, с истерзанными членами, которых путь был обозначен струями крови, наполняли улицы, между пылающими строениями; а неприятельские ядра и гранаты, поражая искавших спасения и устилая город их трупами, увеличивали общее смятение. Достигнув Малаховских ворот, принц нашел там Дохтурова, под жесточайшим градом снарядов падавших густою тучею. Находившийся там же Коновницын действовал с необыкновенным рвением, но изъявлял безнадежность удержаться в городе. Принц Евгений поспешил на встречу своей дивизии и, по прибытии в город тотчас отрядил Тобольский и Волынский полки к Раченке, где они должны были, вместе с гвардейскими егерями, стоявшими в резерве левого крыла, и с войсками 12-й и 27-й дивизии, удерживать Понятовского. Кременчугский и Минский полки были посланы на правый фланг нашей позиции, в помощь 24-й днвизии Лихачева, и вступили в жаркий бой. Сам же принц Вюртембергский с 4-м егерским полком и генерал Коновницын с частью своей дивизии кинулись на неприятелей, приступавших к Малаховским воротам, и опрокинули их. На этом пункте продолжался жесточайший огонь; прислуга и лошади наших четырех орудий, здесь стоявших, были истребляемы и сменяемы несколько раз; немногие лишь из находившихся при Коновницыне остались невредимы; сам он, раненый пулею в руку, не оставлял поля сражения и даже не позволил сделать, себе перевязки до самого окончания боя. Достойный сподвижник его, принц Евгений, устремился с своими егерями из Малаховских ворот в прикрытый путь, занятый французами; первые ряды его колонны пали под пулями густой неприятельской цепи; но это не остановило храбрых: баталион, шедший в голове полка, под командою майора Гейдекена, выбил неприятеля штыками из прикрытого пути. Не менее удачно русские войска отбивали многократные атаки поляков в Раченке.

Наполеон, убедясь в невозможности взять город приступом, ограничился сильною канонадою. Более ста орудий, преимущественно гаубиц, бросавших разрывные снаряды, действовали несколько часов по городу, распространяя в нем пожары и опустошение. Русские войска, охваченные спереди неприятелем и сзади пламенем, продолжали мужественно отстаивать пепелище родного города. В 7 часов по-полудни, французы снова покушались на штурм и снова были отбиты. На правом крыле нашей позиции, в Красненском предместье, они действовали с лучшим успехом, но, наконец, были выбиты и оттуда 30-м и 48-м егерскими полками дивизии Олсуфьева, присланными главнокомандующим в помощь Лихачеву. В девять часов канонада смолкла на всех пунктах. Войска наши расположились за городскою оградою, выслав стрелковые цепи в прикрытый путь и предместья.

Во все продолжение боя, в день 5-го (17-го) августа, Смоленск представлял зрелище ужасное и трогательное. Смоляне, за несколько дней пред тем, успокоенные сперва отзывом Барклая де-Толли к смоленскому губернатору Ашу, о намерении защищать Смоленск до последней крайности, и соединением обеих русских армий, а потом наступательными их движениями, считали себя совершенно безопасными. Оборона предместий Раевским, в продолжение которой ни одного неприятельского ядра не было пущено в город, заставила удалиться лишь немногих из его жителей, устрашенных сближешем Наполеоновой армии; прочие все не оставляли жилищ своих, в надежде на силу защитников города. Когда же на Смоленск внезапно обрушились военные громы, когда запылали дома, когда жители, их жены и дети, сделались жертвами войны, страх и отчаяние овладели смолянами: одни из них бежали, не зная где искать пристанища; другие, собравшись в храмах Божиих, прибегали к источнику сил и утешения - теплой молитве. Среди тысячи смертей, носившихся над Смоленском, совершалось во всех церквах всенощное бдение накануне праздника Преображения Господня. В сумерки чудотворный образ Смоленской Божьей Матери был вынесен из города и вручен войскам, как священный залог победоносного возвращения их в древний город обреченный временно в жертву.

После дня, ознаменованного гибелью многих тысяч людей и опустошением столицы древнего русского княжества, настала ночь не менее страшная. Барклай де-Толли, не имея возможности продолжать оборону пылающих развалин Смоленска, приказал Дохтурову очистить город. Говорят, будто бы войска наши, те самые войска, которые, защищая его, готовы были пролить последнюю каплю крови своей, усиливали при отступлении пожар поджогами. При совершенном безветрии, пламя подымалось высоким столбом, над которым клубились огромные тучи дыма, представляя, по выражению Наполеона, зрелище подобное извержению Везувия.

Войска Дохтурова вышли из города, за два часа до разсвета, увезли с собою, чрез объятые пламенем улицы, свою артиллерию и уничтожили мосты на Днепре. Ожесточение, с каким сражались наши воины в достопамятный день 5-го (17-го) августа, превосходит всякое вероятие: раненые, не чувствуя боли от нанесенных им язв, оставались в пылу боя, исходили кровью и падали от истощения сил. Наполеон принужден был ввести в дело значительную часть своих войск против корпуса Дохтурова, который со всеми прибывшими к нему подкреплениями считал в рядах своих не более 30-ти тысяч человек. Со стороны неприятелей отличились особенною отвагою и понесли большой урон польские войска Понятовского. Вообще потери обеих сторон были велики, но нет никакой возможности показать их в точности по чрезвычайному разногласию материалов могущих служить тому основанием. Сегюр, Ларрей, Тьер, считают урон Наполеоновых войск от 6-ти до 7-ми тысяч человек; Шамбре в 12 тысяч; принц Евгений Вюртембергский от 10-ти до 12-ти тысяч; в бумагах, отбитых у неприятеля, более 14-ти тысяч. Бутурлин полагает, что в сражениях под Смоленском выбыло у Наполеона из фронта около 20-ти тысяч человек. В числе убитых был (как уже сказано) генерал Грабовский. В числе раненых: генералы: Зайончек, Грандо и Дальтон. С нашей стороны, в донесении Государю Барклая де-Толли, показано число убитых и раненых в 4 тысячи человек; в числе первых были (как уже сказано) генералы Скалон и Балла. Бутурлин, согласно с Толем, пишет, что, наш урон 5-го августа простирался до 6-ти тысяч; а в ведомости убитым, раненым и без вести пропавшим, в сражениях против французов 1812 года, подписанной дежурным генералом Кикиным, показан урон вообще в делах 4-го, 5-го, 6-го и 7-го августа, и потому нельзя сказать наверно, как велики были наши потери при обороне Смоленска. Но, судя по ходу дела, можно безошибочно заключить, что неприятель, действуя большею частью наступательно против русских войск, прикрытых строениями и стенами, должен был понести урон не менее нашего.

Между тем как русские войска выступали из Смоленска, Наполеон, не зная о том, готовился снова штурмовать город на следующий день; для главной атаки назначена была дивизия Фриана, корпуса Даву. Таким образом, уже потеряв значительное число войск, 4-го (16-го) и 5-го (17-го) августа, Наполеон предполагал продолжать кровопролитную борьбу для овладения опустошенным городом. Непонятно, какую важность для него мог иметь Смоленск. Единственною причиною, побуждавшею Наполеона к новому штурму, было опасение невыгодного влияния, которое могли оказать на французов неудавшиеся покушения овладеть городом. Очевидцы разсказывают, что ввечеру 5-го (17-го) августа, на бивуаках, старые офицеры, бывшие в египетской экспедиции, сравнивали Смоленск с Сен-Жан-д'Акром, где Наполеон впервые претерпел неудачу. Ярко блистала звезда Наполеона, но малейшее уменьшение ее блеска обнаруживало пред лицем Света возможность ее падения и разрушало очарование, которому завоеватель столь много был обязан своими успехами.